"Я спрашивала, где Леша. Они сказали: "Не беспокойся, он еще долго не сможет ходить на митинги и вообще не сможет ходить какое-то время"
Помечен красной меткой били особенно жестко
Помечен красной меткой били особенно жестко
Вечером 11 августа Яна, Алексей и их друзья узнали, что ездить на машине по городу не менее опасно, чем гулять. Яну в РОВД "лечили" флагом и гербом — стой и смотри. Пока девушка непрестанно спрашивала, где Леша, его избивали на мойке РОВД. На тело то и дело наступали ноги в берцах. Синяки Леша лечил месяца два: плохо сворачивается кровь. Это значит, если бы его избили до открытых ран или внутреннего кровотечения, он бы с большой вероятностью погиб, поскольку о враче там не было и речи.
пока Яна два часа смотрела на государственный флаг и спрашивала, что с ее парнем, Лешу избивали на мойке РОВД
Лида. 11 августа. Вечер. В центре много народу, машины сигналят. В одной из них Яна, ее парень Леша и ее сестра. Позже к ним присоединились лешин друг с девушкой — в городе не работает с такси, их нужно подвезти домой. После перекура на стоянке, уже собирались ехать дальше, как в метрах 15–20 увидели колонны в черной форме. Ребята решили затихариться в машине. У Яны первой не выдержали нервы. Когда "черные" были совсем близко, она включила зажигание. ОМОН тут же пошел на свет фар. Выехать Яна не успела — они оказались в окружении.
Пришлось разблокировать двери. Главный первым делом заглянул к Алексею: "Чё вы, суки, тут снимаете? Быстро показывай телефон". Парень попытался показать, что ничего не снимал. Но услышал: "Работаем!" — двери нараспашку. Крики.
Как понял, что, чем меньше ты разговариваешь, тем меньше против тебя используют физическую силу, стал молчать и терпеть
— Нагнули, руки заломали максимально высоко и к дереву головой, — с этого момента Леша видел только землю под собой. — И начал один вжимать в дерево голову. Очень сильно. Я пытался говорить: "Я ничего не снимал, посмотрите телефон". Яна кричала, чтобы нас отпустили. Чем больше я говорил, тем сильнее он давил голову и заламывал руки. Как понял, что, чем меньше ты разговариваешь, тем меньше против тебя используют физическую силу, стал молчать и терпеть.
Яна в это время стояла рядом, но Леша ее видеть не мог. Дальше их ждал обычный междугородний автобус типа "пазика".
— Сначала закинули парней, потом нас посадили впереди, — вспоминает Яна. — Сзади нас сидели ОМОНовцы, справа стоял ОМОНовец, перед нами стояла девушка в военной форме. Она была самым грубым человеком, с которым мы общались. Она говорила, что они машину скинут откуда-то, разобьют и им ничего не будет. В этот момент я слышу, как бьют людей. Посмотреть нельзя, они сразу начинают кричать. Слышны мужские крики. И оттого, что ты не понимаешь, кто кричит и кого бьют, еще страшнее становится.
— Все с нецензурной бранью: вы суки-твари-мрази… Я через какого-то мужика перепрыгнул и попал подальше, ближе к стеклу — повезло. Парня закинули в проход, начали прыгать на нем. Мы с мужиком пытались их успокоить. Человека могли убить! За это получали дубинкой. Они тут же: "Заткнитесь" — чтоб не мешали им. Я подумал сразу, что это друг мой, на нем прыгают, но он оказался в другом месте.
— Когда нас передавали сотрудникам РОВД, тот начальник, который первым открыл дверь нашей машины, сказал: "Обратите внимание на нее, она любит покричать".
Нас – меня, сестру и девушку друга – привели в кабинет, похожий на маленький зал суда. Там была еще одна девушка, разрисованная маркером. Как мы поняли потом, она оказывала сопротивление. На входе сидели сотрудники милиции, человек шесть, все в голубой форме. Женщины в форме смеялись, мол, постоянно находят у людей в карманах двадцатки, расценки называли: "Вот говорят, если камнем кинешь в машину ГАИ — 80 рублей дают". Они говорили так уверенно!
Через минут 15–20 пришел ОМОНовец, сказал нам встать. В зале был большой государственный флаг с гербом. Он сказал нам стоять и смотреть на герб и флаг. Головы не опускать, не поворачиваться, не разговаривать. Стоял сзади нас. Мне кажется, мы так часа два смотрели. Может, даже три.
Еще возле машины забрали мой телефон, Леши и его друга. И эти три телефона вместе приехали. Другу постоянно звонила мама. Они не разрешили поднять трубку. Нам не разрешали сообщить кому-то. Лешин телефон они никак не могли разблокировать. Спрашивали у меня пароль, но я сказала, что не знаю. Повезло, что телефоны были у нас.
— Да, пароль выбивали дубинками, — уточняет Леша. — Умри или скажи пароль. Потом лазили по телеграму. И маркировали людей.
Милиционер стал говорить: "Почему я должен сейчас бояться ходить по городу? Если вы еще неделю будете ходить, я возьму ружье и буду вас отстреливать"
Потом пришел еще один сотрудник. Он был одет как ОМОНовец, но, когда снял черную одежду, под ней была голубая рубашка. По разговору я поняла, что он из уголовного розыска. Стали составлять протокол на ту девушку, ее увезли, кажется, в Ивье на сутки.
Начали смотреть мой телефон, там были видео с 9 августа, когда все стояли под горисполкомом — просто просили честных выборов. И этот сотрудник уголовного розыска стал кричать: "Это ты, тварь, кричала…" Называл какие-то лозунги… мол, что милиция плохая. Я не помню. Пугал: "Ты сядешь, от 3 до 5 лет". Все видео, все фотографии удаляли с телефона. Милиционер звонил своему начальнику, спрашивал, что с нами делать. Видимо, у его начальника тоже было много работы, потому что они не знали, как с нами быть. Был панический страх. Наверное, больше ничего я не чувствовала. Страх и сейчас еще просыпается, когда ты видишь бусики или милиционера просто.
Они спрашивают, за кого ты голосовал и зачем, и ты не хочешь говорить им правду и не хочешь говорить неправду и подлизываться к ним. И вообще идти на какой-то диалог после того, как они тебя унижают, что ты продажная польская проститутка. Сотрудники милиции врывались, кто-то оскорблял, ругался матом и оставался, кто-то просто залетал, оскорблял и уходил с угрозами. Они как будто просто хотели поржать над тобой. Спрашивали, выпивала ли я. Я же за рулем! Они почему-то смеялись.
Спросили, что нам не нравится, сестра решила ответить: "Зарабатываю 500 рублей, у меня двое несовершеннолетних детей, умер муж — не хочу так жить, хочу что-то менять". Они сказали: "Ты еще не знаешь, как мы живем". В итоге милиционер стал говорить: "Почему я должен сейчас бояться ходить по городу? Из-за вас я боюсь за свою семью. Если вы еще неделю будете ходить, я возьму ружье и буду вас отстреливать". Я запомнила его лицо.
Около двух часов ночи пришел все-таки начальник, сказал, что тоже страдает оттого, что мы выходим, что его машину то ли яйцами, то ли еще чем забросали. Но он сделает нам одолжение, отпустит с предупреждением. Естественно, пока нас держали, я спрашивала, где Леша, что с ним происходит. Они говорили: "Чего ты беспокоишься за своего жениха, тебе Польша завтра 500 евро перешлет". И еще: "Не беспокойся, он еще долго не сможет ходить на митинги, может быть, и вообще не сможет ходить какое-то время".
— Заламывают руки настолько сильно, что у тебя голова между ног находится. Ничего не видно, только бетон. Как оказалось, девчонок не ломали, поэтому они увидели, что это было РОВД. Бросают на мойку для служебных автомобилей. Там уже лежало человек 20 или 30. Руки за голову, голову на бетон. Ноги они тебе расставляют широко. Упираешься головой кому-то в ботинок — как лег, так лег.
Нам дубинками профилактику всем сделали. Периодически они на ком-то сосредотачивались. Меня били сразу, как забросили, по ногам, по спине, и потом раз или два, когда они полностью по всем проходились. Пару раз походили по всем. Когда ходили между людьми, ногой наступят то на ногу, то на руку — и стоят. Ты лежишь, терпишь.
Кому-то ставили кресты черным, красным маркерами. Кто с черным маркером — либо оказывал сопротивление, либо особо буйный. Либо просто не понравился. Моему другу поставили метку, хотя он, как и я, не оказывал никакого сопротивления, ничего не говорил им, символики не было. Его даже не было на выборах в стране.
Одному мужику на спине "02" нарисовали. Он звонил в милицию и говорил, что они вдесятером на одного нападают — пусть кто-нибудь один на один на него выйдет. Его жестко избили, а потом главный говорит: "Пошли со мной один на один". Но этот мужик уже плакал от боли. Он дико кричал, мужики так не кричат.
Чем меньше шевелишься и говоришь, тем меньше получаешь. Я пару раз посмотрел — получил дубинкой, больше не смотрел никуда. Один мужик сказал, что инвалид. ОМОНовец подошел: "Что у тебя?" — "Нога". — "Какая?" — "Не бейте!" И его начали бить.
Заходит кто-то из ОМОНовцев, начинает орать дико просто. Там такие трехэтажные маты были. "Что вы протестуете? Что вам не нравится? Мы сейчас вам покажем, за кого голосовать. Ну что, будете еще выходить?" Шарили по карманам и забирали телефоны, деньги. Когда двадцатки доставали, кричали: "Вот, смотри, по 20 рублей купюры, стопудово заплатили". Кричали: "Чей айфон? — никто не откликался. — Я сейчас продам твой айфон за 10 рублей”, — смеялись.
ОМОНовцы кричали: "Мы из-за вас, суки, не можем нормально жить. Вы виноваты, что мы не со своими семьями. Поэтому мы сейчас вас будем дубасить". Типа, будете знать, как следующий раз выходить. Еще заставляли в процессе кричать: "Мы любим ОМОН". Там все крикнешь, во всем признаешься. Там люди так кричали. Было слышно: удары-удары-удары-удары. Люди были, наверно, синие полностью все. Кто-то от боли описался, и его начали водой поливать, стебаться над ним.
Когда ехали в автозаке, были какие-то кочки постоянно, я представлял: сейчас привезут в лес, дадут лопату, скажут: копай яму. Я бы не удивился
Так было часа три, может. Если честно, я во времени потерялся. Ты реально думаешь, что ты можешь там остаться, что тебя могут там убить. Мы, когда ехали в автозаке, просто смотрели друг на друга, никто даже не мог слова сказать. Ехали человек девять в маленькой коморке. Духота… Одному парню плохо становилось, астматик, но всем пофиг: скоро приедете.
Такая атмосфера была, что даже когда везли в ИВС, не понятно, куда тебя везут, может, в лес убивать. Они прямо говорили, что им ничего не будет, на вас на всех насрать, они нас могут вообще тут положить. Были какие-то кочки постоянно, я представлял: сейчас привезут в лес, дадут лопату, скажут: копай яму. Я бы не удивился. Единственное, что меня немного утешало… Когда я лежал, руки затекали, начали трястись сами по себе. И какой-то ОМОНовец подошел: "Все нормально?" — "Ну как бы не очень…" Он спросил, как меня зовут и где я работаю, разрешил руку опустить — "Лежи тиха, будет все нормально".
Но никогда в жизни такого страха не было. Они максимально пытались унизить: отношение, как к животному — маркировка. Они сравнивают тебя с землей абсолютно. Понимаешь, что ты в их власти.
В ИВС поставили к стене под открытом небом. Там передали уже людям в синих рубашках, наверно, из нашего РОВД. Сильно была заметна разница в отношении вот этих в черной форме и в синей. В черной был гродненский или, скорее всего, минский ОМОН. Я видел их глаза. Как будто они под воздействием чего-то — просто дикие глаза, стеклянные. Как будто они готовы сейчас тебя разорвать на куски. А эти, в синих рубашках уже были более спокойные, обычные. Лидские боялись сами лезть к этим приглашенным, они там всем руководили.
Стали спрашивать ФИО, где работаешь. Я не успел начать говорить, меня развернули — оказалось, там был мой хороший знакомый, который работает в РОВД. В час ночи меня отпустили.
Я не знал, где Яна, как их найти. Когда шел из ИВС пешком, как раз людей возили, боялся, что меня обратно заберут. Какими-то закоулками через час пришел к нашим общим друзьям, созвонился там с братом Яны, рассказал, что произошло. Там с Яной и встретились.
Синяки у Леши на ногах сходили пару месяцев, причем были серьезные уплотнения. Дело в том, что у парня тромбоцитопения, то есть плохая свертываемость крови. Чтобы оставить синяк, порой достаточно дотронуться. Но даже к врачу Леша обратиться не мог: не было протокола, не было суда, и после пережитого не хотелось привлекать внимание милиции. Какое-то время оставалась шишка на голове от встречи с деревом. Долго болели заломанные плечи, завести руки назад было нереально.
Друг жаловался, что болит все тело, но синяков практически не было — били пластиковой бутылкой с водой
Дня через два из ИВС со штрафом вышел лешин друг. С подбитым глазом — удар берцем. Жаловался, что болит все тело, но синяков практически не было.
— Они пластиковой бутылкой с водой били! Специально, чтобы синяков не осталось, — рассказывает Леша. — Когда нас увезли, их водой поливали еще часа три. Просто для профилактики. Дима говорил, дрожали, уже синие были от холодной воды — "Чего ты трясешься? Давай мы тебя еще освежим".
— Отношение — как в военное время в фашистской Германии. Как будто это не свой народ, не свои люди, как будто война, оккупанты. Я уверен, что у них всегда такие методы работы были, просто в этом году это коснулось очень многих, поэтому вылезло на поверхность. Эти технологии морального и физического унижения наработаны с советского времени НКВДшниками. Чтобы максимально сломать волю. Оттуда выходил с максимальным чувством страха. Ты уже не хотел идти отстаивать права свои.
Месяц потом оглядываешься и всего боишься. Страшно было на машине выезжать в город: вдруг они запомнили номер. Леша не раз во снах убегал от погони. О случившемся с ребятами знают, пожалуй, только близкие друзья. Не в курсе даже Лешины родители. Хотелось добиться справедливости, но у Алексея есть знакомые в силовых структурах, поэтому он как никто понимал бесполезность любых действий. И реальность репрессий. Некоторые его знакомых после кровавого августа покинули службу. Те, кто остался, свято верят в истории о проплаченных наркоманах.
— Мне кажется, мы до конца не понимаем, как это на нас повлияло, — говорит Яна. — Ты через неделю уже рассказывал, как будто это происходило не с тобой. У мозга, наверно, есть функция отключить все эмоции, поскорее забыть, чтобы не переживать это. Рассказ другим помогает еще и еще раз это переосмыслить и как-то принять, не хоронить внутри себя. И после всего этого ты понимаешь, что думал правильно, еще раз убеждаешься в своих взглядах.
P.S. Яна и Алексей не подавали заявлений на противоправные действия силовиков.
*за помощь в подготовке материала редакция благодарит Международный комитет по расследованию пыток в Беларуси-2020.
пока Яна два часа смотрела на государственный флаг и спрашивала, что с ее парнем, Лешу избивали на мойке РОВД