"Я видел белые стены, когда вышел — все в крови"
Помечен красной меткой били особенно жестко
Помечен красной меткой били особенно жестко
10 августа Виталий Павлюченко так и не вернулся домой с работы. Не смог проехать по перекрытым улицам и попробовал пробираться дворами. Но пешком не прошел и ста метров — ОМОНовцы начали бить с ходу. После удара берцем в колено нога практически согнулась в обратную сторону. Воскресная фотография с белой лентой на руке в телефоне тут же вписала его в число протестующих на стеле. На Окрестина общительный и незлобивый Виталий даже умудрился найти общий язык с местными сотрудниками. Там его уже никто не бил. Но то, что пришлось увидеть, поражает мужчину до сих пор.
был задержан ОМОНом возле стелы, когда возвращался с работы, и избит
— 9 августа, выборы. Мы проголосовали и сфотографировались с белой ленточкой на руке — дочь красиво сделала.
Вечером человек 200 вышли к 53-й школе и ждали, когда нам вынесут результаты. Избирательная комиссия с черного хода выбежала и села в синий бус. Мы подбежали к ним, кричали "Позор!". Потом какой-то парень начал краской этот бус обрисовывать. Когда милиция приехала, все разбежались. Мы пошли до площади Бангалор, но там никого не было — вернулись домой.
— В понедельник на работу. Дали задание ночью выйти — на Чкалова путепровод в критическом состоянии, крайние балки нужно было подпереть. Мы мосты строим. А я старший прораб. Материалы собрали, кран заказали. Ждем. Где-то в шесть позвонил главный инженер: "События хреновые, госслужба запретила куда-то выезжать вечером". А мне ж надо было еще из Шабанов поехать в Чижовку, забрать крановщика, чтобы он забрал кран и подписал документы.
— Где-то в семь-полвосьмого я уже собрался ехать домой — к ТЦ "Рига". Жена позвонила: "Виталик, не приезжай: тут у нас собираются баррикады делать". Интернет же отключен был, я даже почитать ничего не смог. Решили, съездим пока на объект, я хоть коллегу введу в курс дела. Потом решили ехать ко мне.
— Катались, катались до часиков одиннадцати — всюду перекрыто. Где-то сигналили машины. Мы тоже присигналивали. Ну, интересно было. Моя жена все говорит: "Не приезжай, тут война какая-то: взрывается, стреляют по окнам". Ну что делать, нигде не пускают машины. Водителя отпустили, сами решили, пешком пойдем, может, через дворы проберемся. А потом дворы закончились — у нас напротив была стела. Люди сидят на холме. Машин нет, ГАИ нет. Идем до моста по проспекту Машерова. Автозак стоит. И из автозака выбегает, наверно, шесть ОМОНовцев. Подбегают два и давай нас бить. Потом еще два подбежали — и мне как дали. Смотрят, наверное, что большой. Дали в колено берцем. Нога согнулась в другую сторону, представляете. Связки все порваны. Я сразу упал. Бьют по спине. Попросился: "Не бейте, пожалуйста". Объясняю, что с работы шли. Они: "Показывайте телефоны".
— Начинает фотки смотреть. И увидел то фото, где я с лентой — "Так вот вы за кого! Вы участвуете в митинге!" Опять пару раз дубинкой получили по спине. Очень ругались матами. Говорит их главный: "Давай в автозак их". А я встать не могу. Он на моего коллегу: "Бери его под руки". Нас в автозаке лицом в пол, не поднимать голову, руки за спину.
Где-то через минут 40 — выходить. ОМОНовец хочет ударить, я чувствую. Прошу: "Не бей, у меня нога больная, сейчас упаду здесь, вообще разобьюсь". Он не тронул. Мы оказались на Окрестина. Это был, наверно, час ночи.
Парень не мог стоять: ему выстрелили в ногу, в живот и выше сердца
— Нас всех, человек 250, выстроили к стене возле забора. Милиции очень много, человек под 50. ОМОНовцы потом сложились и уехали. Когда всех поставили на колени, я попросился: "Не могу стоять" — боль сумасшедшая. Милиционер разрешила: "Присядьте тогда на бордюр. Только опустите голову, потому что не любят, чтоб смотрели". Но я подсматривал — полностью по периметру забора стояли люди на коленях, и руки были на заборе. Потом они к каждому подходили с камерой: где задержали, ФИО.
— Приезжала "скорая", посмотрели ногу, сказали, что растяжение. Меня потом посадили в беседку, тоже с опущенной головой и руками сзади. Каждый милиционер считал своим долгом спросить: "А что он тут сидит, я не понял?"
Я там немножко огрызался с милиционерами. "Взрослый дядька, чего ты здесь?" — "С работы шел". — "Да вы все говорите, что с работы". — "Я говорю, с работы". Заткнулся и пошел. Такой рыжий был, говнистый. Подходил и пацанов еще ни за что… Потом, когда забирал свой телефон, сказал, что хорошо его запомнил — он сразу притих. А там он героем ходит.
— Через часа 2–3 только начали нас запускать внутрь. Помещения метров 4х4, под открытым небом. Сверху ходили снайперы. Сразу там было человек 50, на следующий день, парни говорили, даже по 120 человек стояли, плотнячком. Люди просто сутки стояли, сидели, даже лежали один на одном на этом бетонном полу. Его трудно назвать бетонным — он разрушенный. Увидеть это, конечно, очень страшно.
— Я где-то час постоял с парнями, потом говорю: "У меня, наверно, сейчас голова закружится". Они постучали: "Человеку плохо, дайте стул". Те открыли через минут десять, вывели меня в коридор, куда все эти камеры выходят.
Посадили на стул меня и еще одного парня. Прямо в коридоре. Парень тоже не мог стоять. Ему голову побили — он не чувствовал половину головы, рука была синяя. И выстрелили в ногу, в живот и выше сердца. И главное, рваных ран не было: такое черное пятно, а вокруг сантиметров 10 синяк. Там запрещали разговаривать, но когда они уйдут… Самое интересное, они уходят, а потом еще возвращаются и смотрят на нас. Чтоб мы не удрали или что?
— Наблюдали. Люди стучатся, просятся в туалет. Выводят 15–16 человек, считают — все, ты лишний. Заводят всех в туалет — помещение где-то 3х2. Люди просили бутылки воды набрать — давали им бутылки пустые. Потом следующие 15 человек. Пока последнюю камеру доведут, уже первая хочет опять в туалет. Плюс 2-3 человека видел, которые не держались по большому.
— Потом произошел один случай такой. Где-то на втором этаже люди кричали "Выпускай!". Как лозунг. Минут пять кричали. Проходит начальник через коридор, ментов где-то 30–40, каждый с дубинкой. Нас со стульями — в камеру к пацанам. И слышим: выводят этих ребят, ставят на колени. И как отдубасили их. Кричали, бедные. "Кого выпускать? Ты хочешь, чтоб тебя выпустили?" Матами ругаются. Один парень кричит: "У меня почки, не бей!" — и он бьет специально по почкам. Потом они нас двоих со стульями вывели обратно. Я видел белые стены, когда вышел — все в крови.
Докторша просто издевалась: "А вы не колетесь? А вы не пьете?"
— Сотрудники Окрестина дружелюбно относились, я с ними вроде как и познакомился. Принес один три кусочка хлеба и бутылку воды нам. И потом еще принес пакет капусты квашеной. Мы с пацаном перекусили чуть-чуть, потом, когда ребята из туалета шли, я первому попавшемуся отдал капусту.
— Врач приходил через каждые 20–30 минут. Просто были ребята-сердечники. Были ребята, которым надо инсулин колоть. Были эпилептики. Через полчаса к нему пришел врач, еще через полчаса у него опять приступ. Эта докторша просто издевалась: "А вы не колетесь? А вы не пьете?"
— Весь день 11 августа мы просидели, а холодно, я в майке одной, да и та изорвана, где-то в одиннадцать вечера только нас завели в камеру. Милиционер зашел сам: "Ребята, положите этого парня, у него с коленом проблемы". В камере сидело человек 20 — все в фингалах, побитые, спины, жопы синие, кто хромает, у кого палец сломанный. Снимали штаны — кто-то смеялся, кто-то плакал. Стонали люди. У одного парня ноги были так отбиты... Он все обливал штаны водой, чтобы как-то боль унять и жар. Одному человеку тоже было плохо. Он числился где-то в Новинках, его должны были вечером забрать, но приехали только через сутки.
Прямо в автозаке человек 20 сидят и курят, дым столбом
— Ребята шашки придумали из черного хлеба, квадратные — белые, а круглые — черные. Я первое место занял по шашкам, еще когда в школе учился. Тоже хотелось с ними поиграть, но нога болит, не встанешь, не посидишь. Днем уже сидишь, конечно, чтобы ребята все сели.
Очень плохо спится. Голые доски. Кто-то храпит. Крутился каждые 10–15 минут. Перевернешься — вроде бы так не ноет нога. Потом опять. Остальные ребята под кроватью, на полу. Нас 25 человек было, а камера на четверых. Коронавирус еще — это у меня всегда в голове было.
— Свет постоянно горел. Просили чуть-чуть приглушить — нельзя. В обед дали суп. Я 2–3 ложки съел, но не хотелось. Когда кормили последний раз, дали нам 5 тарелок каши на 25 человек — делите. Чай давали. Заварка есть вроде бы, а на руку линул — он белый. Просто хотелось чего-нибудь горячего, но он летний был, а все равно было приятно. Понимаете, там чтобы по большому сходить, нужно присесть, а у меня нога. Короче, где-то трое суток не ел.
— Вечером 12 августа нас повели на суд. ОМОНовец, такой дядька толстый, всех заставлял бежать этих 4–5 этажей, до суда и обратно. Некоторым руку заламывают, они связками такими пластиковыми скованы, — и чуть ни до колен голова.
Помощница судьи у меня спросила, нужен ли адвокат. Я отказался. Судье рассказал ситуацию, она говорит: "Мы вам дадим 13 суток". "Ну зачем? — говорю. — Я же начальник участка, мосты строю. Вот на Жукова эстакаду трехуровневую я построил, мне за это Ладутько, он еще был мэром, медаль вручил. Дайте хоть 10". — "Будете возникать, сейчас 15 дам". И слезы идут. Это же на всю жизнь остался отпечаток.
— На следующий день вывели в этот обезьянник опять, под открытое небо. Мы ждали часа 3–4. Потом опять называли фамилии, выводили во двор — собирали по 25 человек, чтобы садить в автозак. ОМОНовец подошел ко мне: "Дядька, что с тобой случилось?" Он забрал меня с собой, попросил ОМОНовцев помочь мне забраться. И минут 10 я уже сидел в автозаке, а потом ребята зашли.
— А когда выезжали, волонтеров много возле Окрестина, все хлопают. Потом повернули на проспект, на Брест — столько людей, и все цветы держат. И так слеза пробила. Это офигенная поддержка! Но было очень обидно, что так над нашим белорусским народом издеваются.
ОМОНовцы дружелюбные попались: достает один пачку сигарет… Прямо в автозаке человек 20 сидят и курят, дым столбом. Позже тот ОМОНовец подошел ко мне: "Может, что-то хочешь передать?" Говорю: "Жене звоночек один". Так жена узнала, что я в Слуцке.
— Некоторые ребята, пока ехали, перед ОМНовцами давили на Тихоновскую: да мы вообще не при делах, да Тихановская. А сами участвовали в митингах, может, и голосовали за нее. Просто зачем уже так в лицо говорить неправду?
Привезли нас в Слуцкое ЛТП, а там внутренние войска, с автоматами. Завели в душ, мыло дали. Полотенец не было, я майкой же и вытерся. Потом завели в большую казарму, где-то человек 250 было. Был даже телевизор во втором отсеке.
Смотрю, волонтеры ждут — и так стыдно: здоровый мужик, а хромает
— В пятницу, 14 августа, объявляют: "Будем вас, ребята, отпускать. Только надо подписать кое-какие бумаги". Мол, если вдруг опять будешь участвовать в митинге, это уже будет уголовное дело. Я все думал, подписывать, не подписывать. Честно, мне так не хотелось эти 13 суток досиживать — подписал. Куда уже я с коленом пойду.
— Выходил почти последний. Далеко по бетонке идешь, а там волонтеры ждут. Голову опустил, и так стыдно. Может, из-за того что слезы были на глазах. И что хромал: здоровый мужик, а хромает. А мне колено помазали, забинтовали, укол сделали, поесть дали, чай, кофе. Я позвонил брату… И сразу как заплакал... А он в метрах 30 от меня был, подошел, обнял. Потом даже гордость была какая-то. Я хочу, чтобы наша страна жила.
А потом звоню жене, говорит: срочно сегодня снять побои. Мы с братом приезжаем в БСМП. Травматолог выкачал жидкость в колене — 35 грамм. Мне чуть-чуть легче стало. И гипс наложили.
— Сейчас есть такая проблема, что не могу на колено стать. А так… чуть-чуть прихрамываешь, что-то тянет. На машине пока езжу, проблем нет. Мне еще повезло, что у меня колено: они смотрели, что я хромаю, что майка порвана, и уже более лояльно относились. Ну а с психологической точки зрения какой-то страх присутствует.
Врач рекомендовал Виталию одно дорогое, но очень хорошее лекарство, затем курс нужно будет повторить. Его стоимость подтолкнула мужчину обратиться в проект ИМЕН "Центр медпомощи для пострадавших во время мирных демонстраций". Принимать лекарство нужно как можно раньше. Без него Виталий может получить инвалидность. Артроз сустава уже начинается. На больничном он провел больше месяца.
— На работе говорят: "Когда ты уже вернешься, соскучились". Кстати, у жены на работе как-то узнали, что я попал на Окрестина, и оказали материальную помощь.
Эти выборы многое изменили. Мы с женой перестали смотреть все белорусские каналы. Так врут. Как я раньше это все смотрел? Мне еще друг постоянно рассказывал, я ему не верил. И политикой начал интересоваться тогда, когда Бабарико пошел избираться. Я ж в инициативной группе Виктора Бабарико был, я больше 100 подписей собрал. И еще до этого блогер Тихановский рассказывал, как в стране хорошо живется. Я подписался.
P.S. Виталий подал жалобу в Минский городской суд. Постановление районного суда было отменено, дело отправили на новое рассмотрение другому судье.
был задержан ОМОНом возле стелы, когда возвращался с работы, и избит