"Майор мне коленом встал на горло. Через полминуты я уже начал хрипеть”
Помечен красной меткой били особенно жестко
Помечен красной меткой били особенно жестко
В августе Леонид на себе ощутил, что чувствовал американец Джордж Флойд, с гибели которого начались протесты BLM в США в мае прошлого года. Новополоцкий милиционер тоже поставил Леониду колено на горло, под "аплодисменты" ОМОНа. Это была месть за то, что Леонид пытался помешать задержать человека, слава богу, свидетель громко стал звать на помощь, и мужчина остался жив. А в ИВС по опухшим избитым лицам совсем молодых ребят Леонид увидел, что было бы с ним, задержи его буквально часом позже.
милиционеры задержали на главной площади города, один из них коленом наступил на горло
— После выборов люди пришли на центральную площадь Новополоцка. Молодежь сидела по кругу. Все перегородили железными ограждениями, уазики стояли, милиционеры по периметру караулили. Их немного было, человек десять. К ребятам, которые в центре площади сидели, подошли трое сотрудников: отойдите, мешаете, массовые мероприятия, стандартная их заготовочка такая. И оттесняли их, оттесняли из центра. Может, команда им поступила, но ближе к десяти вечера они задержали самого активного из них — его зовут Петр, я потом с ним познакомился в ЦИПе. Я так понял, милиционеры его знают — они часто к нему обращались. Обычный человек, не пьяный, веселый, уверенно отвечал.
Когда люди просто начали хлопать, а милиционеры сразу к нему подбежали. После этого подошел я — поинтересовался, за что человека забирают. Начал Петра защищать. Сотрудников я не трогал, просто Петра обхватил за плечи, начал ногами упираться. Еще подбежали несколько милиционеров, поволокли нас за Гориспоком, во двор. Петр кричал: "Что вы стоите? Помогите!" Никто особо не реагировал, девушка его только бегала вокруг.
Затащили нас в арку. Четверо сотрудников взяли меня за руки, за ноги и понесли лицом вверх. Пока на людях были, не трогали, но как только занесли за угол, майор (очень колоритный гражданин) перехватил руку и ударил мне в лицо. И такой шум раздался, как будто град пошел. Сухой металлический звук непонятный. Я испугался – несли-то лицом вверх, только небо вижу. Удар этот еще — в глазах мелькают мошки. Голову поворачиваю направо, а там стоит отряд ОМОНовцев, человек 50. Это они щитами друг о друга стучали – у них такой жест поддержки: правильно, мол, сделал, что ударил.
А никто ж не ожидал, что ОМОН будет: в Полоцке, в Новополоцке ОМОНа-то нет. Все милиционеры из ЦИПа сами потом говорили, что не знали, откуда те приехали. Вроде как витебские.
Майор ударил меня в лицо. И такой шум раздался, будто град пошел. Это ОМОНовцы щитами стали стучать: правильно, мол, ударил
Проносят еще метров пять — там лужа, днем был дождь. Майор говорит: "Стой". И меня целенаправленно в эту лужу опустили. Тоже мелкое наказание, так сказать. Потом пронесли еще метров десять, во двор Горисполкома. На землю положили, перевернули лицом в асфальт и наручники надели. И потом этот майор мне коленом встал на горло. Я вешу килограмм 75, а в нем около 120. И он начал меня коленом душить. Где-то через полминуты я начал хрипеть. Все уже как в тумане.
Пытаешься вдохнуть, а не можешь, кислорода нет. Я ему шиплю: "Дышать не могу". А он такой: "Не можешь дышать, отморозок?" И дальше меня давит коленом. Я уже конкретно хриплю. Тут Петр начал кричать — их с девушкой тоже привели. Не видел, били ли его, но в асфальт не клали. Не знаю, через сколько, но меня наконец отпустили. Мне показалось, целая вечность прошла. Страшно, если честно. Он же не знает, где эта грань, когда остановиться. Никому не пожелаю.
Дышать я уже глубоко не мог — тихонечко-тихонечко. Он видит, что у меня грудь не поднимается, но сам не подошел, а кричит сержантику: "Иди проверь, что-то он не дышит". Тот ногой пнут: "Живой?" — "Живой". Потянули меня, Петра и его девушку в белый микроавтобус. У меня руки за спиной были, но я как-то поднялся, головой чуть ли не в асфальт шел - так руки мне задрали. В автобусе уже было двое или трое задержанных, видно, подпившие. С ними сотрудник: одного бьет дубинкой, второму локтем поддает. А потом взял дубинку и начал того, третьего, душить. Его товарищ говорит: "А зачем ты его душишь?" — "Я его не душу, это ты его душишь". — "Нет, это ты его душишь". Меня там не были. Отдышаться по-прежнему тяжело было. Было ощущение потерянности, пустоты.
Маршруточку они набили и повезли нас в ЦИП (там же Новополоцкий ГОВД). Как нас увезли, ОМОНовцы пошли людей избивать. Тихари первые забегали. На лавочке во дворе сидит парень — подбегает тихарь и бьет в лицо. За ним уже ОМОН забегал и забирал. Это в ЦИПе люди рассказывали потом. У кого-то нос сломан, глаза подбитые, лицо. Так что мы еще легко отделались.
— Сотрудники ЦИПа встретили фразой: "Сопротивляться будешь?" — "Нет". Сняли наручники. Ставили к стенке, водили по несколько человек оформлять, забирали вещи (у меня с собой флаг был, и его тоже забрали) и заводили в прогулочные дворики. Справа по коридору три решетки — это прогулочные дворики, а напротив сами камеры, шесть штук. И из камер люди выглядывали: кого еще в середине недели забрали, кого прямо с избирательного участка. Нас бросили под открытое небо.
Весь следующий день мы там пробыли, меня только в час ночи следующего дня завели в камеру. Я просился в туалет среди ночи — они велели разуваться, шнурки снимать. Зачем? Они же не сказали, куда ведут, а закинули в камеру. Помню, в туалет начал проситься, еще светло было, и только где-то в час ночи — в коридоре часики висят — меня повели. Часа три точно прошло. Говорят: "Работы много, вас тут прибывает". Прогулочный дворик был забит.
Не кормили, только люди набирали периодически в туалете бутылку полуторалитровую воды — может, сотрудники дали. Пару глотков выпил. У курящих отобрали зажигалки, сигареты, они просили у сотрудников ЦИП, те приносили. Лето, жара, а тут еще дыму - хоть топор вешай. Я некурящий, мы насчет этого шутили, что не повезло попасть.
Общения с сотрудниками ЦИП никакого не было, если только посмотрят: "Ух, сколько вас тут! Это еще не все, еще везут и везут". Еще говорили: "Сколько тут работаю, за 20 лет первый раз такое вижу". Они сами были ошарашены происходящим, как мне показалось. Относились по-людски. За что им большое спасибо. Я думал, что как к животным: не кормили, держали под открытым небом. А потом, когда вышел и посмотрел, что происходило на Окрестина, в Жодино, понял, что мне крупно повезло. У нас такого не было, чтобы на колени ставили, чтобы по людям ходили, чтобы "коридоры" устраивали.
Страшно – у пареньков лет 18 гематомы на пол-лица, они смотрят испуганными глазками, не понимают, что, почему. Мы хотя бы дядьки взрослые, понимали, куда шли
Много было разных людей – кто был в командировках на "Нафтане", были историки, юристы, студенты. Все интеллигентные, образованные. Был музыкант из военной части. Асоциальных — бомжей, алкоголиков — не было, хотя они в ЦИПе завсегдатаи. Их, видно, поубирали, знали, что будет. Да и не выходили они, наверно, на площадь.
Страха не было. Мне было страшно, только когда меня дядя душил, и я не понимал, за что. А потом на позитиве: улыбались, шутили — все старались поддержать друг друга. Никто там слезы не лил, за голову не хватался. На эмоциях не хотелось спать. Кто повзрослее, общались, двигались, вот молодежь больше поспать хотела. Байку подстилали или просто в одежде ложились на асфальте. Они были очень побитые.
На следующий день еще больше людей заехало. Все побитые. Там уже было жестко — руки за голову и на колени ставили. Потому что привозил их ОМОН, стояли там с автоматами. В первый день-то ОМОНа внутри, в ЦИПе не было. Я сам видел, как люди стояли на коленях, на них орали матом. Шнурки ж там нужно снимать. Один доставал аккуратно, медленно: кроссовки были новые, модные. ОМОНовец начал их вырывать. И тот парень как бы в стойку встал, чтобы отпор дать. Они его вывели и побили. Я того парня не видел потом. Но один милиционер сказал: "Зря он так на ОМОН".
У мужчины за 50 рука была неестественно согнута в локте. Он говорил, что сильно болит, нужен доктор. Вот его в итоге отпустили. Часа, может, в два ночи. Иди к доктору сам. Страшно было смотреть на 18-летних пареньков с гематомами на пол-лица, глаз из-за отеков не видно. И смотрят так испуганно, не понимают, что, почему. Даже на площади их не было, сидели во дворе. Мы хотя бы дядьки взрослые, понимали, куда шли.
Во вторник — еще больше людей. В тот день собиралось такое лютое месиво — бэтээры ходили по городу, стреляли. Одного товарища ранили конкретно, я его потом видел, он чуть ходил. В ЦИПе было уже все переполнено, 150 новых заключенных повезли в новополоцкую тюрьму, на зону. В среду-четверг уже по паре человек приезжало. Мы от них новости узнавали, что Тарайковского убили. Страшно как-то стало, обидно. Почему, за что? Матом начали ругаться.
Такая тенденция: кто был чуть-чуть выпивший, тому пять суток, кто был трезвый, тому десять
Камера, куда меня перевели, была трехместная, там уже было пять человек. Три активиста до выборов заехали и молодежь еще передо мной закинули. Был шестым, спал на полу. Постельного не было, только матрац, подушки тоже не было. Но можно было прилечь, хоть как-то отдохнуть. У этих товарищей уже и передачки были — покушать сразу предложили. Начали интересоваться, что происходило – там же полная информационная блокада. Окошко было приоткрыто, ближе к вечеру кого-нибудь заводили по коридору — можно было спросить, за что забрали, что происходит. Покормили только во вторник утром: принесли пшенку с хлебом, чай. Еда была безобразная, если честно. Каша постная, без всего.
В это время мать с тетей в ГОВД звонили, им говорили, “такого нет”. Узнали, только, когда я вышел. Мать с отцом голосовали всю жизнь за Лукашенко, но мое задержание точно изменило мать кардинально. Сказала: "Как мы много не знали". Телевизор перестала смотреть. Я рад, что они хотя бы перешли на светлую сторону.
В среду был суд. В протоколе было написано, что присутствовал на площади, ничего не выкрикивал. Я подписал, что согласен: там ничего провокационного не было. Но копии не получил. Еще в воскресенье нам как сказали: составим протоколы и утром отпустим. Или судья назначит вам штраф, и вы разойдетесь по домам. Мы не спали - ждали. Целый день в понедельник нам говорили: судья приедет к одиннадцати, потом после обеда, потом к вечеру. Но никто так и не пришел, а заключенные прибывали.
Обычно это все по скайпу проходило, но интернета не было, и судьям пришлось приезжать. Сидел судья, его помощница, я перед ними стоял. Судья спросил, был ли на площади. Да, был. Ну и сказал ему, что Конституция не запрещает находиться в любом месте Республики Беларусь, если оно не какое-то специальное. Ссылки на конституцию его не убедили - дал 10 суток. Суд был быстренький, минуты две-три. Это мой первый суд в жизни. Думал, там все построже. Такая тенденция: кто был чуть-чуть выпивший, тому – пять суток, кто трезвый, тому – десять. А в пятницу нас уже выпустили. Потому что народ пошел к ГОВД, чтобы нас освободили. И нас освободили, но все равно сказали, что досиживать придется.
— В обед нас вывели в прогулочный дворик. Приходит начальник Новополоцкого ГОВД и говорит: "Сегодня все уйдете домой". — "А досидеть?" — "Потом досидите". Мы не понимали, почему именно сегодня. К нему выводили по 4-5 человек — и домой.
Мы у себя в прогулочном слышали, как люди кричат. Идут и кричат. Ближе, ближе, ближе. Не могли понять, что происходит. Это мы потом догадались. Люди подошли к ГОВД, много людей, а внутри-то сотрудники. Если бы вы знали, какие у них лица были испуганные. Позакрывали окна, встали человек пять из охраны возле двери с автоматами, в глазок смотрят. Люди начали в дверь стучать — те с автоматом говорят: "Не подходите". А мы свободно себя чувствовали.
Нас оставалось человек пять-шесть. Зашел правозащитник, наверное, ходил к начальнику, и сотрудники открыли нам дверь. Свобода! Погода хорошая была, люди все довольные, улыбаются. Это маленькая, но победа. Эйфория была. Казалось, что уже все. Верилось в какие-то перемены. Но рано сдались.
Флаг мне отдали — когда вышел, я его развернул, размахивать начал. Люди захлопали. Круто, он “сидел” со мной. Во второй раз уже не отдали. Так что флаг остался в тюрьме. Я на воле, а он сидит. Обидно. Такой боевой. Я его все время с собой носил — душу мне грел.
Я приехал на Новый год домой, меня сотрудники поймали и посадили в тюрьму — досиживать сутки. Долг родине отдал, так сказать. Конец января был – просто решил прогуляться. И они ехали за мной прямо от моего дома, один подбегает — в лицо бьет, начинает руки крутить. Потом подбегает второй, тоже в лицо бьет. Я кричу: "Парни, я не сопротивляюсь, что за фигня!" — "Бегаешь ты от нас". И подвели к уазику. Водитель на телефон снимал, они меня обыскивали.
Отвезли в ЦИП. Вот тогда уже контингент был обычный: бомжи и алкоголики. Нормально сиделось, тоже люди. Но не поговоришь о чем-то интересном, у них свои темы: как мы выпили, как мы подрались, тут менты забрали. В соседней камере сидел историк из Полоцкого университета, кандидат наук — Виктор Якубов, вот с ним мы общались. В прогулочный дворик выводили каждый день. К нему сотрудники ЦИП приходили, даже начальник, как к оракулу, спрашивали: как думаешь, что будет, почему? Он им все подробно разжевывал. Первый раз его задержали перед Новым годом, на елке. Просто пришли с женой, детьми на елку (Виктору Якубову дали подряд дважды по 15 суток за акции протеста, на которых он якобы был).
Ничего не поменялось, если честно. Сотрудники меня вспомнили, улыбались, шутили: "Когда в следующий раз?" Знаете, что поменялось: летом можно было передавать вещи из камеры в камеру, а сейчас нельзя. Мне историк хотел передать зубную пасту и чай — у меня не было. Запретили. Книгами мы менялись на прогулке. У него "451 градус по Фаренгейту" был, помню. Мы потом с ним списывались, говорит, туда, в библиотеку, еще книг 10–15 закинул, чтобы хоть что-то было почитать.
Флаг остался в тюрьме. Я на воле, а он сидит. Я его все время с собой носил — душу мне грел
– Мне всегда не нравилось, что происходило в Беларуси в плане вот этого коммунизма. Но я не знал, что власть настолько жестока. Что она готова убивать просто. Август дал хотя бы понять, с кем мы имеем дело. Просто это все было красиво завуалировано, что хотя бы какие-то права есть.
В студенческие годы я был аполитичен, все изменил выход на работу. Я работал на госпредприятии — там тебя просто сравнивают с землей, считают куском дерьма. Поборы постоянные, газетки, лотереечки. И когда ты начинаешь идти против этой системы, втаптывают в грязь. И постоянно пугают контрактами. Эта система из тебя делает собачку на привязи. Вот потом у меня резко все поменялось. Но про отсутствие выборов я знал давно. Мне с учительницей истории повезло, она все подробно рассказывала. Привила любовь в Погоне, к бчб нашему, к истории.
Майора того толстого я простил, зла не держу. Живу спокойной, нормальной жизнью. Пока в Польше. Я тут и до этого работал, на выборы приехал, думал, буду не лишним в Беларуси. В Беларусь приеду, не боюсь. Знаете, как у птичек — полетели куда-то на юг на зиму, а потом все равно вернуться тянет. В Польше живешь — полиции не боишься, они тебе улыбаются, ты знаешь, что под защитой. Как подумаешь: люди там как в концлагере — и ничего сделать-то не можешь. Какое-то чувство вины есть, да. Кто-то сидит за мою свободу, почти год. А мы не дожали, мне показалось, когда арестовали Колесникову, власть поняла, что мы не готовы идти до конца. Может, выжидаем. Кипит, кипит, копится. Проиграли битву, но не войну.
P.S. Заявления в Следственный комитет на противоправные действия сотрудников милиции Леонид не подавал.
*за помощь в подготовке материала редакция благодарит Специальный проект 23.34.
милиционеры задержали на главной площади города, один из них коленом наступил на горло