“В РУВД некоторые даже говорили силовикам: "Вы еще заплатите за это"
Помечен красной меткой били особенно жестко
Помечен красной меткой били особенно жестко
В РУВД Дмитрий попал уже избитым. Там посидел в камере — мечте клаустрафоба, научился различать по звуку, когда человека бьют дубинками, а когда — о стену, и узнал, что милиционеров кто-то душит бинтами. Вышел из РУВД с чувством не страха, не растерянности, а злости. И долго потом дрался с ОМОНовцами во сне.
ОМОН избил при задержании и в автозаке
Вечером 10 августа Дмитрий встретился со знакомыми у парка Челюскинцев. Решили доехать до ближайшей открытой станции метро — это оказалась "Грушевка".
— Народу было мало, человек десять с одной стороны, тридцать с другой. И мы пошли по проспекту Дзержинского в сторону "Института культуры". Прошли метров 200 — и у нас получилась засада со всех сторон. Появились бусы, китайские хаммеры. И побежали силовики отовсюду. Первых людей уже начали хватать, избивать прямо на земле, запихивать в бусы. Я попытался убежать и попал в одну из первых раздач. Меня схватили за ногу, когда я пытался перелезть забор. Кстати, я мог бы бежать по толпе, но решил этого не делать. Нас так подрезали, что нормально бежать можно было только по проспекту. Но там была толкучка. Люди как-то неохотно побежали назад. Получается, надо кого-то толкать. Не очень приятная ситуация.
Если бы тогда 5–6 ОМОНовцев не отвлеклись на Дмитрия, его знакомых тоже задержали бы. Они получили "свои" удары дубинками, но всем пятерым повезло укрыться в подъезде ближайшего дома. Вместе с другими людьми они прятались там до полуночи — больше трех часов продолжалась облава по дворам. Однако Дмитрий говорит, мало кому удалось убежать.
— Ударили несколько раз палкой по голове. Били больно. Как минимум четверо. Я сказал: "Не двигаюсь". Тогда они: "Пакуем". Меня заломали и запихнули в бус, такой, как миниавтобус. Там нас уже было двое. Нас избивал сотрудник в черном, может, ОМОНовец — было довольно темно. Получается, я должен был лечь на того парня. Я не захотел — он меня бил палкой за это пару раз. Ну, я лег. И задавал какие-то дикие вопросы: "Сколько вам лет? Сколько вам лет? Сколько вам лет?" Один или два раза я ответил, потом решил не отвечать, было невесело совсем. Как маньяк, если честно.
Ехали недолго. Так Дмитрий определил, что оказался в Московском РУВД. Приняли четверо — заломали так, что ойкнул. Пару раз по пути на четвертый этаж, в актовый зал, ударили, чтобы поторопить. Но не сравнить с ударами при задержании и в бусе. Каждый раз, когда вели, заламывали так, что можно было вывихнуть руку. Иногда было ощущение, что голова ниже пояса. Дмитрий даже называет это не "вели", а "несли". Подход сменился лишь единожды: утром, выводя парня из камеры, молодой сотрудник заломал его скорее для вида и не держал голову рукой.
— Еще я страдаю астмой, немного тяжеловато было. Я там остановился — меня шандарахнули — я пошел дальше. Как будто организм перезапустился. Наверное, тогда только я начал пугаться по-нормальному. Потому что до этого у меня какие-то странные чувства были: злость, фрустрация.
Я остановился — меня шандарахнули — я пошел дальше. Как будто организм перезапустился
В актовом зале было порядка 150 человек. Люди сидели на складных стульях-скамейках. Но Дмитрия вначале кинули на пол. После грубо посадили. Руки — на переднее сиденье, как школьники, лбом на руки. Так прошел час. Пока люди были в актовом зале, им давали воду. Справа от парня сидел журналист российского издания Znak.com Никита Телиженко. К журналистам было особое отношение. Его похлопали по плечу: "Отлично, попался!" От радости аж подпрыгивали, отмечает Дмитрий, "как будто это премиальные деньги сверху".
— Этот журналист в позитивном духе был, абсолютно не депрессовал, и это подняло настроение. Люди в принципе держались там неплохо, кого задержали без избиения. В РУВД некоторые даже говорили силовикам: "Вы еще заплатите за это".
Называли фамилии и выводили в комнату досмотра. У Дмитрия почему-то еще спросили, кем работает мама и как ее зовут. Именно в таком порядке.
— На досмотре сняли мои эластичные бинты на коленях — у меня колено правое болело, я оба перебинтовал. За бинт меня ОМОНовец шандарахнул по ноге. Ногой, по косточке выше стопы. Сказал: "Они нас этими бинтами душат". Я не мог толком на него посмотреть, но по волосам с сединой понял, что человек немолодой. Нога потом распухла. В РУВД следы крови были на кафеле, грязно. Комната обыска была тоже в крови немного. Не так уже прямо, что вообще, но следы были.
Когда обыскивали, кроссовки били со всех сторон о стену, смотрели подошву. Складывая вещи в мешок, телефон не разбили, но уронили. Затем Дмитрия отвели на нижний этаж, там снова обыскали, поставив "звездочкой". Силовик зачем-то больно вывернул кисть.
— Меня в семье учили, если что-то такое неизвестное, страшное происходит, стараться не думать об этом. И я начал считать в уме, игры настольные раскладывать. То есть я неплохо отвлекся. Старался страх не показывать, думал, будут бить сильнее.
Закинули в камеру, где уже было двое. Вскоре сидели ввосьмером.
— Камера — просто серый коридор, без ничего. Одна стойка прилечь. Довольно сыро, холодно, какая-то вытяжка странная — дышать тяжело. Ни в туалет, ни воды попить. Мечта клаустрофоба. Такая камера — не держать заключенного. Какого-то преступника утихомирить. Такая же была справа, слева, напротив. Там мы просидели до утра.
В камере с Дмитрием оказался сотрудник TUT.BY Никита Быстрик (Август2020 рассказывал его историю с видео). В камере был иностранец, который и слова не говорил по-русски. И после досмотра стоял босиком. Сотрудник компании, которая разрабатывала билборды "За Беларусь", и рабочий завода обсуждали, что теперь их уволят.
— Когда воздуха не хватает, советовали ближе к полу расположиться, тогда немножко легче. Кто-то в туалет просился — открывали “кормушку” и закрывали, ничего не говорили даже. Мы пытались как-то сидя спать, потому что все очень устали, но нам не особо давали.
Вызывали на короткие беседы. "Как зовут? Где работаете? Сколько лет? Есть шрамы и татуировки?" — говорят в спину человеку, который уперся головой в стену. С Дмитрием "заболтались" на пару минут дольше, поправив его "программист-консультант" на "айтишник". Потом те же вопросы, но на камеру. Мама парня в это время обзванивала РУВД и ИВС.
Наутро там дикие вещи творились. Был человек, которому что-то запихнули в рот, и он мычал
Где-то в шесть утра, людей вернули в актовый зал.
— Наутро там какие-то дикие вещи творились. Людей пытали. Но мы этого не видели. Парень, по голосу молодой, разговаривал с силовиком, и тот его избивал, о стену метал. Такие звуки страшные. Я не мог разобрать, о чем они говорили, но ОМОНовец или мент кричал: "Ты говорливый слишком, получай! Ты не понимаешь…" Матами на него. Был еще человек, которому что-то запихнули в рот, и он мычал. Был человек, который молился. Я могу предположить, каждый, если он был мужчиной, уже мог получить стабильно. К женщинам, мне показалось, чуть мягче относились. Такое чувство, что человек может не вернуться живым, можно инвалидом выйти.
Это все происходило за дверью, за спинами людей в актовом зале, которые сидели почти в тех же позах, только уже прикрыв руками голову. Под надзором двух вооруженных людей. Следующие часа два рядом все время кого-то били. Парень считает, что это были новые задержанные, которых привозили на протяжении суток. Московский РУВД был переполнен.
— В принципе, все воспринималось как военный плен. И все зависело от воли человека, который тебя арестовал. Никаких приказов по рации не было у них в помещении. Подняли человека, который учился на милиционера, и над ним издевались: "Ты думаешь, ты милиционером станешь? Ты никогда не станешь уже никем, мы об этом позаботимся". Они очень злились на баррикады на “Риге”. Когда они людей принимали, кто-то и в штаны мог наделать, и они тогда кричали: "Он обмочился!"
Вообще, говорит Дмитрий, силовиков в РУВД было очень много, и милиционеров, и одетых в черное. По его словам, ОМОН там хоть и был, но "не массово". А вот "принимал" и вез в РУВД точно ОМОН, хоть этой надписи на форме он и не видел. Зато видел зеленые цифры, которые, как он уверен, указывают на это подразделение. Они вели себя особенно агрессивно. Маты через слово — тоже их характерная черта.
Около восьми Дмитрия среди других задержанных "бегом и быстрее" вызвали к столу расписаться, что он обязуется явиться в суд на неопределенную дату. Маленькая бумажка размером со стикер.
— Там довольно узко, места нет в ряду, и когда они нас гнали, приходилось кому-то на ногу наступить. Но все равно стараешься не задеть. Неприятные чувства, что ради самосохранения приходится каким-то достоинством жертвовать.
У меня не было снов, где меня избивают. Наоборот, я бью их
Дмитрия выпустили одним из первых. Говорит, повезло, иначе оказался бы в Жодино. На улице он обнаружил, что в пакете с вещами не хватает одного шнурка и медицинской маски.
— Немного было нервно, потому что много милиции вокруг, и они так посматривали на всех, кто выходит. Даже казалось, какая-то легкая слежка.
Три дня у Дмитрия держалась температура 37,5 — по самочувствию самая противная. Следы от дубинки были даже за ухом. Благо, МРТ явного сотрясения не выявила. Дмитрий попытался снять побои, но судмедэксперты перестали принимать пострадавших. Тогда парень просто обошел врачей — в заключениях его травмы описаны достаточно, чтобы можно было привлечь к ответственности виновных.
— Последствия? Ну, на марш в воскресенье уже не хочется. Я не ходил первое время, — да и двор, надо сказать, у Дмитрия такой, что в людей и гранаты бросали, и из пейнтбольных ружей обстреливали, и раненые были. — И мы еще в камере такие: ну, если отпустят, остановиться нельзя будет. А потом началось, мама говорит: сердце болит, папа: ни за что не выходи, ничего не добьешься.
Первую неделю Дмитрий немного шарахался от людей, забывал вещи. Но основным чувством, которое пульсировало после РУВД, была злость.
— Звонил психологу, правда, не сразу, он сказал, что у меня неплохое состояние, это должно "зажить". У меня не было снов, где меня избивают, мне плохо. Наоборот, я бью их. И моей маме снился сон, что она душит ОМОНовца, и у него даже шея уменьшается, и ей мало. Наверно, когда тебя бьют, арестовывают, начинаешь всю милицию ненавидеть. Хочется уехать за границу, потом отходит: ой, надо валить — ну нет, наверно, подождем — ой, надо. В принципе, за меня это решено (с 21 декабря Беларусь закрыла границы с формулировкой "в связи с пандемией". - Август2020).
Нельзя сказать, что 2020 год изменил мировоззрение Дмитрия. Он и десять лет назад голосовал за альтернативного кандидата. Но тогда его убедили, что его мнение не слишком популярно.
— А вот у родителей мнение поменялось конкретно. Но у меня не все в семье поддерживают протест. У меня, можно сказать, две ябатьки в семье. Это тетя и дедушка. Дедушка — политик бывший. Нам его жалко, если честно. Но у него: надо бить, надо арестовывать, надо сажать. Ему 81 год. А вот бабушка поддерживает. И ей тоже 81.
Вместо суда Дмитрию пришло письмо о том, что истекли два месяца, в течение которых его могли осудить по административной статье. Так он узнал, что протокол на него все же составили. Липовый адрес, липовое время. Свидетелей нет.
P.S. Посоветовавшись с адвокатом, Дмитрий решил не подавать заявление в Следственный комитет.
ОМОН избил при задержании и в автозаке