"ОМОНовец передернул затвор пистолета, направил в кого-то из нас и крикнул: “Завалю, и мне ничего за это не будет”
Помечен красной меткой били особенно жестко
Помечен красной меткой били особенно жестко
Ночью 11 августа, когда Руслан возвращался домой, его выхватили из машины и забросили в автозак. Вскоре он оказался в РУВД, а оттуда в Жодинском СИЗО. Вряд ли теперь он забудет пятна крови в коридоре РУВД, нечеловеческие крики из соседней комнаты и боль сломанных ребер.
был выхвачен ОМОНом из машины, когда возвращался домой
— 11 августа в двадцать минут первого ночи я ехал на машине в сторону дома со своей подругой. Возвращался с Притыцкого, из эпицентра событий. На площади Победы стояло несколько патрульных машин, которые мешали проехать. Я остановился, открыл окно и попросил, чтобы пропустили, так как домой едем. Но ГАИшники крикнули, чтобы ехал дальше. Я повторил, что еду домой. Кроме моей машины, никого там не было.
С ними рядом стоял ОМОНовец в маске, он подбежал, начал орать матом на меня: "П***с, тебе сказали ехать!" Я заметил, что он собирался ударить меня кулаком в лицо. Я начал поднимать стекло, он попытался его выбить, но не получилось. И пока еще стекло не было закрыто, он сверху схватил рукой и его просто вырвал. После этого он через разбитое стекло попытался меня дубинкой ударить в ребра — я дубинку отбил рукой.
Все буквально за 10 секунд. Они вытащили мою подругу из машины, потом меня. Положили лицом в асфальт, надели наручники. Я не помню, все настолько быстро, но подруга моя потом рассказывала, что они еще били меня в спину. Подняли, затолкали в машину. Пока вели, ОМОНовец меня дубинкой ударил. По ребрам, с левой стороны. Доставили в РУВД Московского района. А там — треш полный.
Я не слышал, чтобы люди так кричали. Мы понимали, что каждого из нас могут туда отвести
Пока вели по коридору, я обратил внимание, что на полу были пятна крови и слюна. Где-то кричали люди — кого-то били. Обыскали меня. Вещей в карманах было немного, они остались в основном в машине. Я положил карты банковские, ключи от квартиры, немножко денег на сиденье. Не было описи имущества — все просто упало на пол. А меня как преступника — в положении наклона, с руками за спиной, в пол головой — увели.
В стакан посадили — камера, наверно, метров 6 квадратных, где сидело 8 человек. Через какое-то время еще людей туда затолкали — в общей сложности был 21 человек. Мы думали, нас убить вообще хотят. По подбородку капало, вещи моментально мокрые стали. Изредка срабатывала вентиляция, но было ощущение, что кто-то смотрит снаружи в глазок и когда видит, что мы чуть ли не сознание теряем, включал вентиляцию немножко. Через какое-то время дали литр воды на 21 человек. Сказали: "Больше вы не получите воды, растягивайте как хотите".
Где-то ближе к утру нас отвели в актовый зал. Сказали руки положить на впереди стоящие сиденья и головы не поднимать. Рядом со мной парень поднял голову — подбежал ОМОНовец и сильно ударил его ладонью по голове.
Еще бросилось в глаза какое-то странное физическое состояние ОМОНовцев. Было ощущение, что они под воздействием наркотических веществ, потом что перевозбужденные были. У ОМОНовца, который меня задерживал, глаза бегали, как у наркомана. И пока меня в РУВД везли, он всю дорогу орал матом на меня. У людей, которые проходят такую подготовку серьезную в спецподразделениях, должна быть выдержка.
Из тех ребят, которые сидели в актовом зале, уже никого не били. Зато было ощущение, что в соседнем помещении — просто костоломня. Там такие крики дикие стояли. Я даже уверен, что там убили не одного человека. И были слышны удары по телу. Из соседнего помещения. Представьте, это как надо бить людей! Один парень так кричал — он просто дыхание не мог восстановить. Я не слышал, чтобы люди так кричали. Мы понимали, что каждого из нас могут туда отвести.
В актовом зале за столом сидела группа силовиков. Родственникам звонить не давали. Хотя я просил. Один работник РУВД сидел и смеялся: не положено. Они, кстати, не все лица закрывали. Видимо, настолько уверены были в своей безнаказанности. И судя по тому, как они важно сидели, и по возрасту, скорее всего, это были какие-то начальники отделов РУВД. Они после долгого сидения засыпать начали, потеряли бдительность, и мы смогли осмотреться. Там на доске почета, мне показалось, некоторых из них я видел.
Приблизительно только могли понимать, который час — никто не говорил. И время там тянулось так медленно. Ближе часам к двум дня мы услышали, что какая-то техника тяжелая заезжает во двор РУВД. Это автозаки заезжали. Узнали, что в Жодино нас повезут.
В автозаки вели как преступников. Реально страшно было по лестнице спускаться: руки за спиной, и очень сильно наклонили — казалось, сейчас упадешь. При погрузке в автозак мне сотрудник ОМОНа, который меня и задерживал, нанес удар в грудную клетку. И потом они начали кричать, чтобы мы на пол на колени садились. На металлический рифленый пол. Мы вообще не понимали, что происходит. Они орали: "Плотнее, плотнее!" Хотя места там было довольно много. Мы старались плотнее ужаться, потому что казалось, что после каждого крика дубинкой прилетит.
Ребята, которых следующими заводили в автозак, начали лезть на нас. Я сижу на коленях, руки за голову, и чувствую, как по мне кто-то лезет. Мы думали, нас сейчас слоями, как селедку, начнут паковать. Это такой, видимо, был элемент психологического давления: все-таки никто на нас сверху не ехал, потом как-то распределились по полу.
Потом тот же ОМОНовец ударил меня еще один раз (Руслан касается ребер слева, под сердцем). Было очень больно, думал, умру. Кричал. Когда я вышел с суток, узнал, что мне три ребра сломали.
По дороге ОМОНовцы хихикали, "интеллектуальные" беседы вели, из которых я понял, что это просто какие-то отбросы общества. Они водку пили. Заставляли нас петь гимн Беларуси. Потом один из них передернул затвор пистолета, направил в кого-то из нас, возможно, даже в меня, потому что я ближе к нему был, и крикнул: "Если кто башку поднимет, я завалю, и мне ничего за это не будет. И я еще удовольствие от этого получу". Я не сомневаюсь, что он застрелил бы.
Когда они уже водки попили, лояльность какую-то стали проявлять. Сказали, можем пошевелиться, размять немного ноги
Очень долго ехали. Жутко шея болела, и колени затекли. Но когда они уже водки попили, лояльность какую-то стали проявлять. Сказали, можем пошевелиться, размять немного ноги. Кому-то даже разрешили на лавку лечь.
Наш автозак седьмым был по счету. После того мы вышли, нас заставили сесть возле стены на колени. А там асфальт колючий какой-то, бугристый. И все ребята, включая меня, были в шортах. В кровь колени постирались.
Минут через 20 сказали: "Мы сейчас будем называть фамилию, вы называете имя, отчество и проходите, куда вам показывают". Потом нас отвели по длинным коридорам в прогулочный дворик— решетка сверху металлическая, конвоир ходит. Как будто в колодце сидели. Нам даже понравилось: свежий воздух, на нас никто не орал. Конвоиры довольно доброжелательные были, нам воду приносили, ведерко пописать. Хоть и небо в клетку мы видели, но понимали, что, возможно, никто уже бить не будет. Но это не точно.
Нас туда часов, наверное, в пять-шесть привели, а по камерам стали растасовывать где-то в десять вечера. Так волнительно было: думали, что к каким-нибудь зекам сейчас подкинут. В камере уже какие-то ребята были. Один сразу встал: "Ребята, здравствуйте, проходите, располагайтесь. Не бойтесь, все свои". Мы подумали, реально, может, какой авторитет криминальный — брутальный немного, довольно крупный, вальяжный. Оказались такими же, как и мы, ребятами, которые пострадали от беспредела властей.
Изначально в камере нас было 12 человек, по количеству кроватей. Через сутки нам добавили кучу людей — нас стало 28. Спали по очереди. Ребята все хорошие были, общий язык со всеми нашли.
Покормили лишь на утро следующего дня. Какими-то отбросами, типа пресной овсянки на воде. Питание отвратительное было. Я несколько раз там поел, и оставшиеся дни свою еду отдавал. Кружки грязные из соседних камер были. Когда во всем мире коронавирус. Зато вода очень вкусная в камере была, просто обалденная.
Нас никуда не выводили. В камере кто чем хотел, тем и занимался. Из хлеба фигурок налепили, кости сделали, у нас было пару листов белых — ребята, которые уже сидели пару раз, нарисовали игру. И играли. В слова играли, в нарды. Ну и ребята все интересные были. Со всеми, кто сидел изначально, мы сейчас общаемся, даже встречались уже.
Рассказывали совершенно дикие истории задержаний. Кого-то из кафе достали на Зыбицкой, кого-то возле подъезда собственного дома приняли, когда человек из такси выходил. Тех, кто выходил целенаправленно на митинг и кого там же и задержали, из общей массы всего несколько человек было.
Общение с сотрудниками жодинской тюрьмы сводилось к тому, что они еду нам приносили и периодически заглядывали в камеру, спрашивали фамилии. У нас в камере парень один ногу подвернул. Его в прогулочный дворик ребята просто на руках тащили, он сам идти не мог. А конвоиры орали все время: "Быстрее! Быстрее!". Мы просили, чтобы врача ему привели. Двое суток просили, так врача и не увидели.
Сам в первое утро в Жодино еле встал с кровати. Ребята думали, что с сердцем что-то, потому что я вдохнуть не мог. Потом дышать как-то приноровился. Лежать невозможно было вообще, ни на спине, ни на боку.
Самым тяжелым была неопределенность. Вообще было ощущение, что к каким-то преступникам попал в плен. Я не знал, что с моей подругой. И все время, что сидел в тюрьме, думал, что ее могли, как меня, куда-нибудь отвезти и издеваться над ней. Оказалось, они подругу не тронули, просто оставили ее там.
Там же суд был. Судилище.
Нас отвели в комнату, которая напоминала склад с тарелками. Там сидела женщина в мантии судьи, рядом с ней сидела секретарь, которая судебный протокол должна вести. Там я в первый раз услышал, в чем меня обвиняют. Меня обвиняли в том, что я участвовал в митинге, выкрикивал какие-то антиправительственные лозунги и оказал сопротивление сотрудникам милиции. Там у всех как под копирку. В протоколе написали, что я отказался от подписи. Но я его в глаза не видел.
Я судье рассказал все, как было. Она дала трое суток. А по факту они продержали меня пять суток. Ничего не происходило, я просто сидел. Ребят, которым больше дали намного, выпускали, а я сидел. Я звал коридорного, объяснял — они просто закрывали окошко, как будто я сам с собой разговариваю.
На пятые сутки, где-то в восьмом часу вечера, сказали, что нас, оставшихся 4–5 человек, освобождают. Хотели, чтобы я подписал бумагу о том, что я раскаиваюсь в содеянном и что меня предупредили о недопустимости участия в несанкционированных митингах. Кстати, люди, которые давали мне это на подпись, приехали из Минска, это были работники уголовного розыска. Я зачеркнул слова "я раскаиваюсь в содеянном" и написал: "Мне раскаиваться не в чем, так как ничего противоправного я не совершал". И дали нам квитанции на оплату "санаторно-курортного лечения" — за каждый день пребывания 0,5 базовой величины, 13,50 рублей.
"Я зачеркнул слова "я раскаиваюсь в содеянном" и написал: "Мне раскаиваться не в чем, так как ничего противоправного я не совершал"
Долго вещи свои пытались найти. Комната метров шесть квадратных — там все на полу свалено. Такое поле чудес. Я все свои вещи нашел, многие нет. У ребят я интересовался, все ли деньги на месте — любопытно было, воровали или нет. Говорили, на месте.
Вышли из тюрьмы в девять-десять вечера. Вещей, денег практически ни у кого не было, это другой город — как домой добираться? Мы же не знали, что там целый палаточный городок. К нам сразу подбежали с пакетом еды, спросили, нужна ли какая-то помощь, как мы себя чувствуем. Сразу подошел человек: "Я вас завезу в Минск". И потом мы просто стояли и разговаривали. Было очень приятно.
С адвокатом мы составили жалобу, но областной суд оставил без изменений постановление суда. Теперь готовимся подавать жалобу в Верховный суд. И в Следственный комитет заявление подано. Я интересовался у следователя, как там дело продвигается, сказал, как только будет информация какая-то, он мне сообщит. Но другие ребята, которые заявления писали, говорят, никаких действий абсолютно нет. Оно и понятно, сами себя судить они не будут.
На следующий день, как нас выпустили, я поехал в больницу скорой медицинской помощи, чтобы получить заключение о повреждениях. Но кроме ушибов они ничего не нашли. Но я то понимал по своим ощущениям, что это не так. Врач говорит: "Я, конечно, понимаю, что вы очень злы на ОМОН, но у вас просто ушиб".
Пришлось в частный медицинский центр "Лодэ" обратиться. Волонтер ИМЕН со мной связался, записал меня в медцентр. Мне понравилось такое участие человека, все четко, конкретно, оперативно. На УЗИ сразу сказали, что у меня три ребра поломаны. Было ощущение, что в больнице просто врачей запугали. И другие люди, которые также обращались в БСМП, говорили, что необъективно отражают повреждения.
Еще сильно стала шея болеть. Так сильно, что, когда лежу на спине, иногда не могу подняться, мне приходится голову придерживать. Я решил, что это из-за долгого сидения головой вниз, с руками за голову. И сильно болел от наручников лучезапястный сустав, палец большой на руке периодически отнимался.
В психологическом плане я довольно крепкий. Я бы не сказал, что у меня какие-то страхи появились, но ненависть появилась к сотрудникам милиции абсолютно всем. Когда их вижу, у меня чувство, что они могут подойти и опять беспредел этот устроить.
Как забирал машину — тоже интересный момент. Когда меня увезли в РУВД, машина осталась на площади Победы с заведенным двигателем. Подруга рассказал, ГАИшник сел за руль моей машины и уехал. Не было составлено протокол задержания транспортного средства с понятыми, как положено по закону. Я поехал в РУВД — моя машина стоит в 20 метрах от входа. Говорю: "Я приехал забрать". — "У меня никаких материалов нет, я вам не могу ее отдать". Тогда я им в книгу замечаний написал жалобу.
На следующий день поехал опять. Там среди сотрудников милиции заметил знакомого человека. Хороший человек, реально. Начали звонить куда-то — хотя бы какие-то действия я увидел. В итоге отдали машину.
Все знакомые, друзья, коллеги были в шоке, узнав о моем задержании. Каждый слышал, что с кем-то такие ситуации возникают, но когда я фотографии показываю, как в салоне все стеклом разбитым усыпано, говорю, что мне ребра поломали, по-другому люди воспринимают. У тех, кто нейтрально относился, сейчас более активная позиция. Люди интересуются новостями, группы специальные выискивают в телеграмме, вайбере.
Сейчас я понимаю, что в такой стране, при такой власти я не хочу жить. Я не вижу просто будущего в такой стране. Тут один шаг до Северной Кореи остался. После того как попытаюсь справедливость восстановить, хотел бы уехать. С другой стороны, я же понимаю, что лучше жить в своей стране.
Страха нет. Нас хотели запугать, но у нас в камере ребята говорили: "Я не ходил на митинги — теперь буду постоянно ходить". Такой обратный эффект получился. Эта ситуация не сломала, а заставила посмотреть на многие вещи под правильным углом.
P.S. Вместе с адвокатом Руслан готовится подавать жалобу в Верховный суд. И в Следственный комитет заявление подано. Но ничего не происходит
был выхвачен ОМОНом из машины, когда возвращался домой